УБИЙСТВО ГАРСИЯ ЛОРКА
В испанском «затишье», на рубеже веков, перед грядущим мировым пожаром витал призрак гражданской войны. Это время огромного духовного напряжения оказалось благотворным для появления целой группы крупнейших мыслителей, поэтов и художников, которым впоследствии суждено было стать величайшими фигурами мировой философии, литературы и живописи ХХ века. Среди них звучали голоса блистательной плеяды ярчайших поэтов, разделивших трагическую судьбу своей страны.
Летом 1936 года Испанию, страну чарующих старинных соборов и святых башен, увитых орнаментами благовещения, мелодичных звонов колоколов, задушевных песен и звуков гитар, плывущих среди апельсиновых и оливковых рощ, охватил ужас всеобщего смятения, разделивший людей на своих и врагов, открывший охоту одних на других, развязавший руки убийцам. 19 августа 1936 года в предгорьях Сьерра Невада был расстрелян поэт Федерико Гарсия Лорка.
18 июля, когда разразилась гражданская война, был день Святого Федерико, который в семье Лорки отмечался как двойные именины отца и сына. Традиционно вся семья собиралась в родном городе. Это было одной из причин, по которой поэт приехал из Мадрида в Гранаду. Местные газеты сообщили: «Знаменитый поэт, наш дорогой земляк Федерико Гарсия Лорка предполагает недолгое время провести в кругу своей семьи». Лорка в это тревожное время был действительно самым любимым поэтом в Испании.
Пабло Неруда, бывший тогда консулом Чили, писал: «Война в Испании началась для меня тем, что сгинул поэт. И какой поэт! Лорка был светящимся праздником, щедро раздаривающим себя. Он приходил, зачаровывал, и наступало счастье, его чудесное умение радоваться делало его похожим на ребенка. Кто бы поверил, что на земле сыщутся чудовища, способные на такое преступление, как убийство Федерико». Менее чем за год до войны последнюю свою книгу Лорка собирался назвать «Введение в смерть». Тогда же, отвечая корреспонденту, сказал: «Пишу еще одну трагедию. Политическую…» В июне 1936 года уточнил: «Социальная драма, пока без названия».
Насильственная загадочная смерть поэта оказывается устойчивой действительностью жизни. Бродский, в свое время определявший «поэзию как форму сопротивления реальности», писал: «Судя по всему, ХХ век сумел навязать искусствам свою реальность». Все это мы пережили и в своей российской истории: Блок — истлел от истощения души, Гумилев — расстрелян, Маяковский, Есенин, Цветаева — затравленными нырнули в смерть, Мандельштам, Клюев — сгинули на пересылках ГУЛАГа, Пастернак, Ахматова, Бродский — захлебнулись кровью собственных лопнувших сердец.
В Гранаде хватило и полковника, чтобы сместить законного коменданта и тут же опубликовать свой первый приказ: «Обращаюсь с призывом к патриотам, желающим видеть Испанию единой, благородной и покрытой славой, к их полной и искренней дисциплинированности, дабы вооруженные силы и штурмовая гвардия в кратчайший срок настигли хрипящего красного зверя. Ваш военный комендант восклицает вместе с вами: «Да здравствует Испания»! 21 июля 1936 г.».
Лорка всегда воздерживался от каких-либо партийных пристрастий, не раз выказывая «полную невозможность принадлежности к тому или иному механизму политической жизни». Потом найдутся свидетельства того, что его тяготило давление некоторых его друзей, тянувших вступить в какую-нибудь партию и заявить о своем согласии с марксизмом, что, стараясь вырваться от них, он и уехал из Мадрида. Но когда пресса переполнена толками о национал-фашистской панацее от всех трудностей и становится душно от демагогии волков, рано или поздно из человека вырывается крик боли, крик человека всегда чуточку тронутого «детской болезнью левизны», присущей большинству гуманистически настроенных интеллигентных людей, даже если они не угождали той или иной политике. И благословенный маятник поэта Лорки схлестнулся с маятником злобы и варварства.
Незадолго до приезда в Гранаду он позволил себе несколько неосторожных высказываний в интервью одному из журналов левого толка: «Наше время чревато трагедией, и художник должен быть вместе с народом, рыдать, когда рыдает народ, и хохотать, когда он хохочет. Зная извечную несправедливость, царящую повсюду, боль человеческую и море слез, затопивших мир, я не могу не сострадать преследуемым: цыганам, неграм, евреям, ведь в жилах каждого из нас течет и их кровь. Я хочу быть добрым и открытым и не печалюсь о своей смерти. Поэзия возвышает душу — дурман поцелуя, вина, заката, — из этих мигов, из этих могучих всплесков чувства складывается вечность. Ни у кого нет ключей к тайне мироздания. Я испанец до мозга костей, но мне ненавистен всякий, кто считает себя выше других по одному тому, что он испанец, и мне отвратителен тот, кто, слепо любя родину, готов пожертвовать жизнью во имя пустых националистических идеалов. Я не верю в политические разделения. Я гражданин мира и брат всем людям… А Гранада превратилась в бедный и запуганный город, в котором сейчас копошится и подымает голову самая бездарная и злобная в Испании буржуазия».
Вот с таким багажом Лорка приехал в родной город, по которому уже сновали машины с отрядами по искоренению «красной заразы». В первую же неделю побывали в их доме и схватили мужа сестры Федерико и через пару дней расстреляли у кладбищенской стены. Лорке стало ясно, что надо где-то укрыться. Он обратился за помощью к знакомому поэту, братья которого были видными фалангистами в городе. Решили, что поэт проведет несколько дней в их доме. Не успел он убраться из родного дома, как туда нагрянули восставшие. Они обыскали весь дом, переворошили все бумаги. Допрашивая сестру, вынудили ее под угрозой смерти отца сказать, что Лорка гостит в доме братьев Росалес. На следующий день радио передало, что в доме Лорки обнаружены убедительные доказательства его причастности к красным повстанцам, засевшим в Мадриде. Это были слова доноса «доброжелателей», доставленного губернатору.
16 августа группа активистов арестовала Лорку и доставила его в управление гражданского губернатора якобы для дачи показаний по одному из дел. Той же ночью братья Росалес, потрясенные случившимся, начали добиваться освобождения Лорки и наутро получили приказ военного коменданта об освобождении. Однако, прибыв с приказом к губернатору, узнали, что Лорка переведен в загородный лагерь фалангистов, в селении Виснар, который уже успел приобрести мрачную известность конвейера смерти. Каждое утро выводили обреченных «на прогулку». Вели по живописной дорожке, сквозь оливковую рощицу, вдоль журчащего ручейка, оставляя тела жертв там, где они падали под пулями развлекающегося конвоя: одних — в придорожной канаве, других — в овражке. Позже пригоняли таких же, назначенных на завтрашнюю «прогулку», подневольных могильщиков, чтобы зарыть трупы. Там Лорка и сгинул.
В книге одного из многочисленных исследователей тайны смерти Лорки приведено свидетельство чудом уцелевшего могильщика, хоронившего поэта и рассказывающего об этом на месте трагедии более чем через 40 лет: «Здесь это было, конечно… Тогда было больше оливковых деревьев… Теперь прибавились сосны. На этом самом участке они и лежат, чуть повыше или чуть пониже, но здесь. Вон остались две оливы из той самой рощи, старые. Прямо возле овражка они и погребены…»
Поэт, которого М. Унамуно назвал «утром завтрашнего дня», пал, не дожив до сорока, возле прославленного в испанской поэзии источника — родника, носившего еще арабское название Айнадамар, прозванного народом «Источник слез».
Больше информации на сайте: www.universolorca.com
